Сидел я как-то, ел шашлык и размышлял о всяком. И вдруг сообразил: хвалёная французская кухня – это кухня голода и отчаяния.
Лягушачьи лапки, улитки, мидии, заплесневелый или высохший сыр, луковый суп, артишоки... это всё предел голода, когда лопается всё, что можно разжевать, далее пойдут кожаные ремни. Кухня реальной нищеты, которую завернули
в красивую оболочку якобы изысканности маркетологи.
Целое поколение выросло в дискурсе: «Это вы там остались и пьёте водку – а я достиг и пью вискачок не ниже 12-ти лет». И тут такой облом. Руккола, понимаешь, краснодарская.
Да ради этого ли люди-то жили, встраивались в схемки, кидали, прогрызали путь к светлому будущему, освещаемому неоновыми логотипами престижных брендов и высочайшей калорийностью удачно сфотканых блюд?
Сказать им, что, например, престижная итальянская приправа орегано – это всего лишь душица, которую бабка заваривала в детстве от кашля – удавятся от ужаса бытия и несовершенства мира. А моцарелла – это если в молоко плеснуть скисшего вина (уксуса, говоря проще), и откинуть на марлю. Неликвид, в общем, который пить никто уже не может, утилизировать хоть как-то.
Что такое суши? Это когда нищий рыбак (которого на берегу за блеск ножа просто зарубит любой самурай) сидит в море в лодке и, торопясь, срезает дольками мясо со свежепойманной рыбы, потому что развести огонь нельзя. Потом макает в уксус, потому что в рыбе весёлые червячки кишат, а потом лезет холодной рукой в мешок с рисом, скатывает там комочек влажного и солёного от морской воды риса и ест это.
Причем панически оглядываясь, не видит ли кто?
Можно провести контрольный выстрел, рассказав, что такое фондю. Это когда нищий швейцарский крестьянин, обогревая зимой хату собственным теплом, ползёт в погреб (а там шаром покати) и собирает окаменелые обрезки сыра, чтобы разогреть их, и когда они станут мягкими – туда сухари макать. Есть-то хочется..
Еще стоит напомнить, что единственное блюдо американской кухни – это украденная у индейцев птица и мега-праздник беглого англо-переселенца (т.е. уголовника), который годами терзал солонину и бобы.
Вот мега-праздник у этого интеллектуала был – раз в год поесть большую запечённую птицу, стырив её у местных (которых в рамках протестантской благодарности отравить потом исподтишка).
А престижный французский суп буйабес? Это когда рыбак, живущий прямо в своей лодчонке (потому что даже на шалаш на берегу денег нет), продав основной улов, заваривает остаток, который не удалось сбыть даже за гроши.
И на всё это смотрят живущие в стране, где не переводятся буженина, блины с мясом, балык! Да один кубанский борщ и вареники с вишней чего стоят! Смотрят и офигевают.
Потому что всё вышеперечисленное внезапно непрестижно – ибо незагранично. Ну не абсурд ли?